Я стараюсь для тех, чье усердье почти незаметно,

Чьим словам и делам не отыщется строчек газетных;

Поколенье детей, столь излишних в родимых пенатах,

Стало жертвой сетей, возведенных отцами когда-то.

И спешат невода по вечерним московским бульварам

За характер картин и гитарного репертуара,

Но длиною волос не измеришь конфликт поколений,

И не спрячешь навоз за года негативных явлений.

И на свет извлечен с полстолетья пылящийся китель,

Ухмыльнется в гробу подзабытый усатый учитель,

И вскипят рупора славословием радужной прозы,

Так что жди топора от служивых дубов, и "березы".

Я стараюсь для тех, кто законом объявлен придурком,

Кто в ночные часы возле урн подбирает окурки,

Кто всего-то желал - невеликого странного счастья -

Разбудить в своем ближнем хотя бы немое участье.

И кого повинишь, если все объяснения плохи,

Что спасенье рассудка порою лишь в чашечке кофе,

Что, гербы на рублях заключив в роговую оправу,

Проползают года, волоча непосильную славу.

Только зренье отцам заслонили прекрасною фразой

Три великих слепца, проплывавших над площадью в праздник,

И колотится в сердце струна пеплом жженой бумаги,

И глядишь, как страна с каждым днем превращается в лагерь.